Дионеево право
Повесть о Маэстро Симоне...
На сей раз пострадавшим был врач, приехал во Флоренцию из Болоньи в беличьей шапке на бараньей голове.

Мадонна Елена |
08-03-2023 |

Бакаляр, вспоминая свысока ту надругательство, которого от нее дизнав, и слушая теперь ее плач и слезные мольбы, чувствовал одновременно злорадство и жалость в душе своей: утешался тем, что отомстил, как того хотел, а жалел несчастную, потому что так велела человечность. Но человечность так и не смогла победить в нем жестокости, поэтому он сказал:
- Мадонна Елена! Если мои просьбы (я, правда, не твоей характера и не разводил их ни слезками, ни лесткамы), если, говорю, мои просьбы возымели против тебя тогда, как я замерзал ночью на снегу в твоем дворе, и чтобы впустила меня хоть на минутку погреться, то, может, я теперь послушал твоих мольбам; и как ты сейчас заботишься прежде всего за свою честь и не хочешь здесь оставаться голой, когда слышала, как я, звоня зубами, топтался по снегу в твоем дворе, пусть он поможет тебе, пусть принесет твою одежду, пусть приставит лестницу, чтобы ты могла слезть, пусть заботится о твою честь, которой ты не сомневалась рисковать ради него ни сейчас, ни в тысячи других случаев. Что же ты не зовешь, чтобы он спас тебя? Кому это больше и пристало, как не ему? Ты ему принадлежишь, то пусть он тебя ценит и спасает. Позови его, опрометчивая, и посмотри, твоя любовь к нему и ваши великие умы, сложенные вместе, спасут тебя от моего слабоумия; И не накидайся мне с тем, чего я не хочу, я знаю, что бы я теперь того пожелал, ты бы не могла мне отказать. Береги свои ночи для того Любчика, если тебе удастся вырваться отсюда с душой: пусть это будут твои и его ночью, а с меня будет достаточно той одной, когда вы вдвоем смеялись с меня.
Теперь ты хитромовне хвалишь меня, лесткамы подходишь, узиваеш меня благородным и мудрым человеком и хочешь незаметно того добиться, чтобы я из великодушия своей не совершил наказания за твою злорадство; но твои льстивых вещи не отуманять головы моей, как когда-то твои коварные обещания, я себя хорошо знаю. Как учился я в Париже, то за все годы не познал себя так, как за ту одну ночь, что ты мне устроила; спасибо тебе за науку! Если бы я был великодушным, то не того ты десятка, заслуживает великодушия: концом покаяния и наказания для таких диких зверюг, как ты, может быть только смерть, а для людей было бы и этого достаточно. Хотя я не орел, и ты не голубка, а ядовитая змея, и я буду преследовать тебя яростно и беспощадно, как своего извечного врага. Собственно говоря, то, что я с тобой делаю, следует назвать местью, а наказанием, ибо месть должна превзойти преступление, а наказание с ним не сравнится; если бы я захотел одомститы тебе за то, что ты мне наделала, то на это не стало бы и твоей жизни, и что твой - и жизнь сотен таких, как ты! Я убил бы всего-всего подлую, никчемную и ленивую бабу. Чем ты, действительно, черт возьми лучше (оставим на стороне твое какая-никакая лицо, которое за несколько лет змарние и увянет), - чем ты лучше от в любую убогой служанки? А из-за тебя чуть не умер благородный человек (ты сама меня так давеча назвала), который, живя в мире, в один день может дать человечеству пользы больше, чем сто тысяч таких существ, как ты, за все века!
Вот это я и решил дать тебе памятного, чтобы знала, как издеваться над мудрого, как глумиться над ученого; как живой останешься, то и десятом той глупости закажешь! Если тебе так очень хочется вниз добраться, то почему бы тебе не броситься вниз головой? Свернешь шею, даст Бог, и тебе легче, ты, говоришь, такую муку терпишь, и мне на душе веселее станет. Больше не хочу с тобой и говорить: я сумел загнать тебя на вышку, сумей же теперь с него слезть, ты же была так умна, когда меня смеялась? Пока Бакаляр произносил свою правоту, бедная вдова плакала без умолку, а день не стоял, солнце поднималось все выше. Как он замолчал, она так начала говорить: - О жестокий, немилосердный человек! Как тебе уже так достала та проклятая ночь, как я, по-твоему, такая великая грешница, что ты не хочешь изглянутися на красоту мою молодую, на слезы мои горькие, на мольбы мои покорные, пусть твое непоколебимую строгость хотя то пом ' смягчить, что я доверилась тебе, открыв все свои тайны, и дала таким образом возможность одплатиты за мой проступок, ибо, если бы тебе не призналась, ты не нашел бы другого способа удовлетворить свою жажду мести.





Недавно добавлено:

Мессер Форез да Рабатта и маэстро Джотто
Однажды случилось ему быть в такой удалой компании в Монт-Уги, где несколько человек зазмагались между собой - какой флорентийский род благородных и древний? Одни говорили, что это Ламберти, вторые - Уберти, словом - каждый свое правил, как кто понимал.
Читать далее

Гвидо Кавальканти
Гвидо Кавальканти отчитывает позавгоридно нескольких флорентийских рыцарей, застали его врасплох Услышав королева, Эмилия одбула свою очередь и уже никому более рассказывать, кроме него самого и того, что имеет постоянный ривилей говорить последнее, отозвалась в общество такими словами: - Ласкавии мои подруги, хоть вы сегодня вынули мне из уст две или три историйки, что я имела в виду рассказывать, но у меня оставалась в запасе еще одна, в котором фигурирует конце такое глубокомысленное предложения, равного ему мы сейчас, может, и не слышали. Вы, наверное, хорошо знаете, что в старину в нашем городе было много хороших и похвальных обычаев, которые исчезли теперь под натиском непомерного сребролюбия, что все больше росло вместе с богатством.
Читать далее