Пампинея

Все они, собравшись в церкви в одном углу не умышленно, а случаем, сели кругами, позитхалы немного, а потом бросили Отче и давай говорить о всячину, а больше об общем горе. По какой-то волны, как другие примолкли, сняла дело Пампинея: - Дамы мои дорогие, вы, видимо, как и я, не раз слышали, что никому не мешает честно пользоваться своим правом.

Естественным же правом каждого рождения есть поддерживать, охранять и защищать можно свою жизнь. И так это все признают, что, случается порой, в невинных людей жизнь отбирают, только свое сохранить. Если это допускают законы, которые заботятся о благосостоянии всех смертных, то не годится же и подавно нам, и кому-нибудь другому, убирать всякого возможного способа, чтобы честно сохранить свою жизнь, никому не вредя? Как я отее присмотрюсь внимательно к нашим сегодняшним поступков, и вчерашним и позапозавчорашних, и как вспомню, как и о чем мы говорили, то вижу уже, и вы, наверное, то заметили, что все мы страдаем за себя. Но это меня удивляет; меня удивляет весьма то, что мы, будучи по-женски чутким, не употребляем никаких мер против того, чего каждая из нас зря боится.

Мне кажется, что мы живем здесь только для того, чтобы смотреть, по воле или по неволе, сколько мертвецов переносят ежедневно на гробовище, и слушать, здешние монахи, от которых остались одни недогибкы, правят еще службу в надлежащее час, и своим нарядом выявлять каждому встречному, который большая беда нас постигло. А отсюда выйдем, то увидим, как везде по городу носят мертвецов и больных, как негодяи, осужденные общественным правом за их преступления в плен, изобилуют вызывающе по улицам, словно глумясь над законами, потому что знают, что их исполнители умерли или заболели; как вся хлам нашего города, те, которые называют себя погребарямы, напившись нашей крови, как на зло носятся повсюду конно и пеше, безецнимы песнями упрекая нас за наше же беда. И только везде и языка такие-то умерли, а такие доходят, и только везде и слышать, что жалобные стенания, как есть еще кому плакать. А придя домой (не знаю, и вам так, как мне), я не нахожу из большой семьи там ни живой души, только свою служанки, мне делается страшно, волосы дуба становится, и куда бы я не обернулась, где бы ступни не сделала, везде мне грезятся призрака покойников, не такие, какими я их получила, а с какими-то чужими, страшными лицами, аж жуть мной Шиба.

Вот и здесь, и на улице, и дома - везде мне нехорошо, и еще мне кажется чего-то, что, кроме нас, не осталось здесь больше таких, у кого кровь бродит в жилах и кому есть еще куда идти. Слыхала я не раз о людях (если еще какие остались), которые, не разбирая, что негоже, а негоже, знают только похоть свою радовать и делают днем и ночью, в одиночестве или вместе то, что дает им большое удовольствие. И не только миряне, да и монастырские схимники, взяв себе в голову, что и им положено все то, что и другим, сломали обет послушания, начали вгонять по мировым роскошью и, надеясь так убежать от смерти, сделались лентяй и блудниками. А если так (а оно действительно так), то что мы здесь делаем? Чего надеемся? О чем думаем? Чего мы ленивее и байдужниши нашему спасению, чем опрочи горожане? Или мы ставим себя в цене ниже от других? Или думаем, что жизнь у нас крепче ретязь к телу привязан, чем у людей, и нам следует учитывать, что может его порвать? Так нет же, мы ошибаемся, мы обманываем себя, какие мы глупые, если мы так думаем! Как издумаеш, сколько и каких молодых мужчин и женщин скосила ся беспощадная чума, то дело становится вполне очевидной. Чтобы же нам по неприязни или по небрежности своей и не попасть в беду, которой при желании можно было бы так или иначе избежать, мысль у меня такая (не знаю, вы на то пристаней), что нужно нам, как есть, отсюда бежать , как и раньше люди делали и сейчас делают.

Введите ваше имя:

Комментарий:

Защита от спама - введите символы с картинки (регистр имеет значение):